Американец был зол, раздражен и растерян, но тщательно скрывал это от своих новых знакомых. Он не понимал, почему обычно любезный, разговорчивый и веселый официант ресторана был так сух с ним, делал вид, что не слышит и не понимает его острот, на зов не шел подолгу, прикидывался, что занят. Что произошло? В чем дело? Это было совершенно непонятно.
Вечер окончательно испортил сутенер. Когда Алекс Ньюмэн, так звали американца, поманил его к себе пальцем, он не вскочил, как обычно, со стула, не подкатился к нему услужливо, а медленно поднялся и лениво побрел меж столиков с таким видом, словно его только что разбудили и заставили делать что-то неприятное. Алекс хотел пошутить по поводу настроения сутенера, но что-то удержало его, и он коротко бросил, вскинув вверх свою пухлую руку с тремя растопыренными пальцами:
— Девочек, три!
Сутенер вздохнул и тусклым голосом сказал:
— Нету… Все заняты…
Алекс видел за столиками знакомых проституток. С некоторыми он был, и не раз. Они явно скучали в ожидании клиентов. Из-за них-то и привез он своих новых знакомых в этот ресторан, хотел угостить их виртуозными в сексе девочками.
— Для меня нет?! — сделал удивленное лицо Алекс, как бы намекая на то, что он всегда был щедр с сутенером.
— Именно для тебя нет! — очень серьезно ответил тот, произнося каждое слово раздельно. Глядел он на американца, не мигая и не отрывая взгляда от его круглого безбрового лица.
Алекс заметил, что охранники сутенера напряглись за своим столом и не сводят глаз с них. Скандал американцу был не нужен, и он молча кивнул, как бы соглашаясь, и отвернулся к своим новым друзьям, улыбнулся им и сказал по-английски:
— Продолжим вечер в другом… приятном месте…
Сутенер постоял возле их стола, видимо, хотел еще что-то сказать, но промолчал, повернулся и по-прежнему лениво, с каким-то вызывающим достоинством удалился. Таким Алекс его никогда не видел. Он почувствовал себя оскорбленным и решил непременно поставить это ничтожество на место.
Если бы Алекс Ньюмэн был один в ресторане, он бы ничуть не расстроился, плюнул бы на этих вшивых официантов, сутенеров, проституток и покатил бы в какое-нибудь казино, где всегда тусуются тележурналисты, и провел бы ночь весело. Но вечер сегодня был особым. Он пригласил в ресторан двух американцев, журналиста и бизнесмена, неделю назад приехавших в Москву. Алекс понимал, что оба они, так же как и он, имеют задания от спецслужб, и один из них, вероятно, бизнесмен, должен был сменить его. Ни один американец не появлялся в России без спецзадания. Алекс знал, что его работой в Штатах довольны, и надеялся получить хорошую должность в Вашингтоне. Знал он и то, что эти два американца непременно будут писать о нем в США, поэтому он хотел им понравиться, показать, что в Москве он свой не только в Кремле, но и в злачных местах. Никак не ожидал он такого непонятного отношения к себе официанта и сутенера. Поэтому-то и выходил он из ресторана злым, раздраженным и растерянным, но делал вид, что ничего не произошло.
На улице только что стемнело. Было еще жарко, пахло горячим асфальтом. На бледном небе над Москвой светили редкие тусклые далекие звезды. Большой черный джип Алекса с затемненными стеклами и с фиолетовой мигалкой на крыше ждал на стоянке. Переливающиеся огни над входом ресторана ярко отражались, играли на его полированных дверцах и капоте. Как только американцы появились на улице, джип немедленно рванулся с места и мягко подкатил к ним.
— На Тверскую, — быстро кинул Алекс водителю, садясь рядом.
На широкой залитой огнями улице водитель сам остановился в нужном месте. Алекс опустил стекло, и к нему тотчас же подскочил худой высокий парень с узким лицом и с длинными волосами, по-женски стянутыми резинкой на затылке.
— Три девочки… и побыстрей, — сказал американец, стараясь говорить без акцента.
— О,кэй! — кинул в ответ парень и исчез.
Через минуту он появился с двумя девушками. Обе они были в коротких юбках, в туфлях на высоких каблуках, отчего ноги их казались необыкновенно длинными. Обе белокуры, с мягкими правильными чертами лица, и очень хороши собой. Алексу они понравились, и он повернулся к своим гостям.
— Ну, как?
— Порядок…
— Садитесь, — сказал девочкам Алекс, указывая на заднюю дверь, и спросил у парня: — А где третья?
— Айн момент! — снова исчез тот.
— Элю возьми! Она за углом, — крикнула ему вслед одна из девушек.
В машине стало шумно. Девушки устраивались на заднем сиденье, теснили хмельных после ресторана американцев, которые сразу стали их тискать. Проститутки взвизгивали тонко и звонко, хихикали. Один из американцев вдруг громко охнул и хохотнул. Видимо, одна из девиц ущипнула его в ответ. Алекс улыбнулся, повеселел немного, думая, что девчонки попались озорные, значит, вечер должен окончиться хорошо.
Появился узколицый парень. Шел он быстро, суетливо и недовольно оглядывался назад на девушку, которая неторопливо, спокойно и как-то независимо шла следом, словно старалась показать, что к этому сутенеру она не имеет никакого отношения. Была она невысокого роста, в легком платье и босоножках, и совсем не походила на проститутку. Подошла, улыбнулась.
— Эля, давай к нам! — весело позвала из машины одна из девушек и помахала рукой в окно.
— Ага, к вам! — распахнул Алекс дверь и похлопал обеими руками по своим пухлым ляжкам. — Вот ее место! Садись, — приказал он Эле.
Она спокойно и послушно влезла в машину и устроилась на коленях у американца. Он обнял ее, крепко схватил рукой за грудь и воскликнул:
— Ух, ты, тугая какая!
— Больно же! — ахнула Эля и остреньким локтем ударила его в бок, в ребро.
— Ой, дура! — вскрикнул Алекс от боли и сильно ущипнул девушку за бедро. — Ты мне синяк поставила!
Эля взвизгнула, подскочила вверх и чуть не свалилась на водителя.
— Поосторожней, пожалуйста, а то врежемся во что-нибудь, — вежливо попросил шофер.
Дальше поехали спокойнее. Девушки на заднем сиденье хихикали, ойкали. Алекс потихоньку тер ушибленный бок, злился на Элю и думал, что, мол, заставит ее сегодня ночью попрыгать в постели, поиздевается над ней. А девушка сидела спокойно, слушала радио, по которому передавали последние новости. Диктор говорил, что американские самолеты вновь нанесли бомбовые удары по Югославии, рассказывал о пикетировании американского посольства молодежью, о том, что московские школьники, протестуя против агрессии НАТО, решили не покупать американские жвачки и сигареты.
— Вы американцы? — повернулась Эля к Алексу.
— А что? Похожи? — игриво спросил он вместо ответа.
— Ты больше на этого придурка, Жванецкого, похож…
— Почему придурка? — искренне удивился Алекс. Он действительно был похож на известного юмориста. Такой же пухленький, кругленький и лысенький. Ему всегда говорили об этом новые московские знакомые, говорили, как о его достоинстве. Алекс гордился этим, даже некоторые манеры перенял у юмориста. В девяносто втором году худой и бедный, но нахрапистый и пронырливый Алекс приехал в Москву «помогать» гайдаровским реформам. Длительное время он был советником у Чубайса, сильно разбогател на ваучерной приватизации, несколько десятков миллионов долларов ждало его в американских банках. Богатея, толстел, становился похожим на Жванецкого, пока не стал его точной копией. Сейчас впервые при нем назвали известного юмориста придурком. Поэтому он так удивился словам проститутки.
— А разве он не придурок? — ответила Эля. — Он всегда по телевизору выступает как нормальный придурок…
— Ну, ты и дура! — с непонятной злостью бросил Алекс.
С Рублевского шоссе свернули на дорогу, которая вела к двухэтажной кирпичной даче. Алекс говорил всем новым знакомым, что она принадлежит ему, а на самом деле он снимал ее у одного бизнесмена, который в первый год реформ, благодаря дружбе с Гайдаром, быстро разбогател, а когда его покровителя попросили из правительства, также мгновенно разорился. Охрана, постоянно дежурившая на даче, открыла дверь перед джипом, и машина подкатила к освещенному подъезду.
Гости расположились на первом этаже в большой гостиной с широким столом посредине и мягкими креслами у стен. Как только они шумно ввалились в комнату, со второго этажа быстро спустилась худощавая пожилая женщина, по виду очень энергичная и молчаливая.
— Петровна, мечи на стол, — приказал ей Алекс, вытирая платком вспотевшую лысину, и начал открывать окна.
В душноватой комнате сразу стало свежее, запахло сосной, лесом. Свет из окна освещал густую хвою сосновых веток. Девушки и гости-американцы расселись по креслам. Хозяин сам достал из серванта бокалы, из холодильника две бутылки шампанского и начал открывать их. Шампанское пили как воду, не чокаясь.
Петровна мягко скользила по паркету, носила из кухни тарелки с едой. Эля взялась помогать ей. Стол быстро заполнялся.
— Девочки, к столу! — весело махнул рукой Алекс.— А ты, Петровна, отправляйся домой. Мы теперь сами справимся…
За стол садились шумно. Шампанское быстро ударило в голову, и у всех было игривое настроение. Алекс развеселился, нарочно заговорил с акцентом, стал сыпать сальными словами, шуточками, непристойностями, но на душе у него все еще было смутно, противно. Он чувствовал себя обиженным, и хотелось отомстить. Но кому? За что? Девчата громко хохотали в ответ на его сальности, повторяли их и, закатываясь со смеху, падали на своих соседей, которые щекотали их, прижимали к себе, тискали и ловили губами смеющиеся губы. Вскоре американцы, разгоряченные коньяком и доступными женскими телами, стали также весело галдеть, гоготать. Удовлетворенный тем, что так шумно и хорошо проходит вечер, новые друзья должны быть довольны, Алекс усадил себе на колени Элю и стал целовать ее в шею, щекотать языком за ухом, вдыхая пряный аромат ее волос, возбуждающий запах теплого юного тела. Он не удержался от нахлынувшего на него страстного желания вдавить в себя хрупкое тело девушки и прижал, притиснул ее к себе, крепко, до боли сжал ладонью ее грудь. А когда Эля подняла к нему голову, впился в ее губы и целовал до тех пор, пока не захватило дух. Он слышал, как над ним смеялись и что-то кричали американцы. Потом один из них, бизнесмен, встал, вытер усы и поднял рюмку:
— Я слышал, что русские всегда пьют за дам. Выпьем за нашу победу над женскими сердцами!
Пьяные девушки завизжали озорно в ответ, захлопали в ладоши. А журналист, который захмелел больше других американцев, в патриотическом порыве вскочил со стула, вскинул вверх руку с рюмкой, расплескав коньяк на стол, и воскликнул:
— Россия — женщина! За нашу победу над Россией!
Американцы дружно и весело зашумели, но быстро примолкли, увидев, что девушки их порыв не поддержали.
— Есть русские, при которых ты бы никогда не произнес таких слов, — громко сказала Эля.
Алекс, по-прежнему держа ее на коленях, захохотал ехидно:
— Неужели? Я что-то за семь лет в России таких не встречал! Одни наши лакеи, начиная с президента!
— Врешь, придурок! — с яростью рявкнула ему в лицо Эля.
— Успокойся, детка! — еще ехиднее выпалил Алекс. — Россия давно наша! А все мужики ваши трусы! Мы в России хозяева!
Эля рванулась, соскользнула с его колен и шлепнулась на свой стул. А разгоряченный, возбужденный Алекс поднялся с рюмкой в руке, протянул ее над столом к американцам и громко провозгласил:
— Все в России наше — и леса, и банки, и заводы!
Американцы вскочили, заорали: «Да здравствует Америка!» Девчата пугливо молчали, опустив глаза. Журналист, опорожнив рюмку, быстро поставил ее на стол, наклонился к своей соседке, обхватил ее голову руками, впился на миг губами в ее рот, потом оттолкнул и произнес с гордостью:
— И все женщины России наши!
Эля взлетела над своим стулом и выкрикнула гневно через стол:
— Врешь, гад! Никогда не будут женщины вашими!
— Дорогуша! — снова заржал Алекс. — А зачем же вы, — он обвел рукой стол, — сюда явились? А? Ответь? — подмигнул он журналисту.
— Мы не женщины, мы шлюхи! — кинула ему Эля. Глаза ее пылали. — Это ты ответь, была ли хоть раз с тобой за семь лет в России нормальная женщина? Только шлюх и имел, да и то самых дешевых!
Она не успела договорить, как американец, гаркнув грязное слово, резко ударил ее по лицу. Эля откинулась на стул, еле удержалась на ногах. А когда он снова взмахнул рукой, чтобы еще раз ударить, девушка схватила столовый нож и резко воткнула ему в горло. Он застыл с раскрытым ртом и начал медленно валиться на стол. А Эля отбросила стул, вскочила на кресло у окна, потом на подоконник и исчезла в темноте. Только ветка сосны тревожно качнулась ей вслед. Американцы кинулись к Алексу, изо рта которого хлестала черная кровь. Он умер почти сразу.
Милиция приехала быстро. Рублевское шоссе, правительственная трасса, на каждом километре по три милиционера. Начали искать девушку, но ее и след простыл.
Следственная бригада немедленно приступила к работе. Убит иностранец, американец. Завтра все газеты напишут, все телеканалы трубить начнут. Американское посольство пришлет запрос. Вероятно, сам министр внутренних дел возьмет под контроль следствие. Поэтому свидетелей убийства тщательно допросили тут же на даче. Все четверо почти слово в слово рассказали, как и почему произошло убийство. Потом всех свидетелей повезли в милицию, чтобы по их описаниям составить фоторобот. Поначалу ни у кого не было сомнения, что Эля завтра же утром будет арестована. Но оказалось, что она появилась на Тверской недавно, работала самостоятельно, ни девушки, ни сутенер, пригласивший ее к американцам, не знают кто она, откуда и какое у нее настоящее имя.
— Товарищ майор, а где у нас альбом с фотографиями проституток, — обратился к руководителю следственной бригады лейтенант, участвовавший в допросе. — Давайте покажем сутенеру и девушкам, может быть, они ее опознают.
— Его вчера у меня следователь взял, — хмуро ответил майор. — Утром покажем…
А когда они остались одни, лейтенант сказал, разглядывая фоторобот Эли:
— Это же Лидка Белова. Я ее сразу узнал…
Майор вдруг резко выхватил листок с фотороботом из рук лейтенанта, порвал его на мелкие куски, швырнул в корзину под стол и повернулся к лейтенанту.
— Если ты ее имя произнесешь еще хоть один раз, я тебя сам пристрелю! Понял? — сказал он резко и твердо.
— Понял, — ответил лейтенант серьезно и почему-то засмеялся с облегчением.
Майор достал из сейфа альбом с фотографиями проституток, их биографическими данными и адресами, нашел Лидию Белову, вырвал фотокарточку и аккуратно приклеил на ее место фотографию другой девушки. Потом пересел к компьютеру и отредактировал фоторобот так, что он совсем перестал быть похожим на Элю. Вывел его на чистый лист, полюбовался и сказал удовлетворенно:
— Все свидетели были пьяны вдрызг. Не заметят… Завтра размножишь его и раздашь постовым на Тверской.
Убийцу американца до сих пор не нашли.