Петр Алешкин. СЛАВИК ЗАХАРОВ

Славик грохнул дверью так, что щеколда отскочи­ла, через все три ступени слетел с крыльца и понесся к калитке. Мельком увидел в окно жену Лялю. Она постучала кулаком по стеклу, что-то крикнула с искаженным от гнева лицом, и покрутила пальцем у виска. Славик не оглянулся ни на стук, ни на голос жены. Вылетел на улицу, вскочил в кабину самосвала.

Машина взвыла, рванулась с места, подпрыгнула, загремев железным кузовом, и понеслась по селу, под­нимая пыль, которая окутывала избы, стоявшие рядом с дорогой. От соседней избы за самосвалом с громким лаем бросилась собака. Она тут же исчезла в пыли, отстала и, высунув от жары язык, с чувством испол­ненного долга, неторопливо побрела назад под крыль­цо, в тень.

— Славик опять с женой поругался, — сказала жен­щина своей соседке, бросив вязать пуховый платок, и посмотрела вслед машине.

— Да он всегда скачет, как сумасшедший, — отве­тила полная соседка с распущенными волосами и, потянувшись, сладко зевнула.

Женщины сидели на расстеленном одеяле в тени под кленами на лужайке недалеко от избы Захаро­вых.

Славик прижал ногой педаль газа к полу с такой яростной силой, словно хотел раз­давить ее. Он подпрыгивал на ухабах вместе с маши­ной и, казалось, управлял ею всем своим крепким телом. Глазами он впился в летящую под него дорогу. Тяжелая тоска разрывала грудь, и хотелось сделать что-нибудь такое, чтобы Лялька ахнула, задумалась над своей жизнью, подумала о нем. Представилось, как она, рыдая, упадет на его искалеченное тело. Он направил машину на бетонный столб электролинии. Столб надвигался, летел на него, заслоняя все позади себя. «Ну, и дурак! Машину побью!» — мелькнуло в го­лове, и он перед самым столбом рванул руль вправо, выскочил на грейдер. Его подбросило так, что он ударился головой о потолок кабины. Нога соскочила с педали. Он снова вдавил ее в пол и, пролетев мимо останавливавшей его женщины, помчался по дороге в Уварове. Мерное гудение мотора и однообразная дорога постепенно успокаивали его. Он не заметил, как оказался в Подгорном. Сбавив скорость и потихоньку притормаживая, спустился с бугра и остановился у ма­газина.

— Чтой-то ты невеселый такой? — спросила знако­мая продавщица, наливая в стакан водку.

Славик не ответил. Он, играя желваками, смотрел, как медленно наполняется мензурка.

— Не надо! — вдруг резко сказал он. — Не надо! — и, круто повернувшись, вышел из магазина, оставив на весах смятую купюру.

— Псих, — недоумевая, пожала плечами про­давщица, — как будто его заставляют…

А Славик вскочил в кабину, развернул машину и по­мчался по дороге назад. Поднимаясь на бугор, он вспомнил, что именно на этом месте впервые встретил Лялю. Тогда он, возвращаясь из Уварова, увидел на бугре около дороги девушку с небольшим чемоданом у ног и сумочкой в руке. Славик притор­мозил перед ней, хотя девушка не останавливала его.

— Садись, черноглазая, подвезу, — распахнул он дверцу.

Девушка мгновение поколебалась, потом реши­тельно подала чемоданчик. Славик помог ей устроить­ся в кабине и спросил:

— Тебе далеко?

— До Масловки.

— До Масловки? — удивленно переспросил Сла­вик.

— Да… Что тут удивительного?

— Я же масловский.

— Вот и хорошо. До места довезете.

— И к кому это ты, если не секрет? — спросил Славик, включая скорость, и тут же добавил: — А впрочем, я знаю, к кому. Ты, наверно, внучка бабки Палашки. Угадал?

— Нет. Не угадал, — улыбнулась, качнула отрица­тельно головой девушка.

И эта улыбка показалась ему такой милой, притяга­тельной, что какая-то стремительная теплая волна прошумела в его груди.

— Тогда к кому же еще?.. Может, ты тетки Дунь­ки племянница, к ней она давно из Москвы собира­лась.

— Нет. Опять мимо, — засмеялась девушка. — Я медсестра. В ваш медпункт на работу направлена.

— А-а! Вот оно что! — удивился Славик и стал с откровенным любопытством разглядывать девушку, потом хохотнул добродушно: — А я разугадывался… Раньше у нас старушка работала, поэтому мне и в голову не пришло, что у нас такая медичка будет. Теперь все наши ребята с ума посходят.

— Так уж и посходят, — улыбалась девушка.

— Посходят, посходят, — заверил ее Славик. Он видел, что девушка охотно поддерживает шутливый разговор. — Я вот, видишь, уже сошел, дороги не вижу.

Сказал и повел машину по краю грейдера. На это девушка никак не отреагировала, и Славик вернулся на проезжую часть.

— А зовут-то тебя как?

— Ляля.

— Ляля? — удивился Славик. — Чудно! Прямо, как куклу.

— Вообще-то Валей зовут, но с детства все Лялей называли, и я привыкла.

Девушка ему все больше нравилась. «Симпа‑ тичная! — мелькнуло в его голове. — И простая, видно, не задавака!» Подумав так, Славик почему-то почувс­твовал себя скованным, онемел, шутливые вопросы, слова не шли на ум. Он умолк, ничего больше не спрашивал. В ка­бине было жарко. Он опустил локоть левой руки в око­шко дверцы и высунул голову из кабины. Ветер трепал его волосы. Украдкой Славик посматривал на попут­чицу. Она сидела спокойно, свободно. Держала сумоч­ку на коленях и глядела вперед.

Какой-то восторг вдруг накатил на Славика. «Сейчас я тебя прокачу, курносая!» — озорно подумал он и сильнее нажал на акселератор. Старенький, видавший виды, потрепанный самосвал нервно задрожал от скорости. Девушка сжалась, вцепилась одной рукой в сиденье, другой — в сумочку. «Сейчас попросит, чтоб тише ехал», — радостно ус­мехнулся про себя Славик. Но девушка молчала всю дорогу. В Масловке около магазина Славик сбросил газ и резко затормозил. Ляля ткнулась вперед и задер­жалась руками за стекло. Сумочка упала на пыльный пол кабины возле чемодана. Потом, когда машина остановилась совсем, девушка шлепнулась назад на сиденье и как-то облегченно-восторженно выдохнула:

— Ух, чумовой!

Пыль обогнала, окутала машину, пробиваясь в ще­ли в кабину. Славик поднял сумочку, вытер ее и поло­жил на колени девушки. Какое-то мгновение сидели молча. Ляля дышала быстро, легко и по-прежнему глядела вперед.

— Приехали, — сказал Славик.

Девушка щелкнула сумочкой, достала кошелек и спросила:

— Сколько?

— Два.

— Ого! — возмутилась Ляля. — Тут, наверно, на ав­тобусе не больше полтинничка… А вы дерете!..

— При чем здесь деньги? Я говорю — два поцелуя.

— Ишь какой…

Она высыпала из кошелька мелочь себе в руку и протянула Славику. Но тот сжал ее ладонь с мелочью в кулак и, открывая дверцу с ее стороны, проговорил:

— Как нехорошо! Как нехорошо! Такая хорошень­кая ручка, и что делает… Ай-яй-яй!

Потом, когда девушка спрыгнула со ступеньки, до­бавил, погрозив пальцем:

— Смотри! Не делай больше так.

И лихо рванул с места, помчался в Павлодар на ток. Там он вскоре забыл о Ляле, но веселое, радостное настроение не покидало его до вечера. Какая-то нежность, доброе чувство жили в груди, словно он сделал кому-то что-то очень хорошее, помог так, что этот его поступок отразится на всей жизни того, кому он помог.

Вечером, подъезжая к своей избе, Славик с радостным удивлением увидел Лялю возле соседней избы, и смутная догадка пришла ему в голову: должно быть из-за нее ему было так тепло в душе весь день. Ляля разговаривала с со­седкой.

— Тетя Шура! — крикнул он, вылезая из кабины. — Это что, новая квартирантка твоя?

— Да. Познакомиться хошь? Иди, познакомлю!

— Я уже успел, познакомился, — радостно ответил Славик.

— Ишь ты, шустрый какой! Ну, тогда заходи за ней, клуб ей покажешь наш, в кино сходите.

— Некогда мне, тетя Шура. В командировку на­до, — крикнул Славик и направился к крыльцу.

— С кем это ты разговаривал? — спросила мать, выходя из сеней.

— С тетей Шурой. У нее квартирантка теперь жить будет. Медичка…

— Видела уж я. Хорошая девка, обходительная. Больно молода только для такой работы. Вдруг кто рожать надумает, она, что ли, роды принимать бу­дет?

— В район отвезут. Сейчас недолго. Раз и там.

— А ты куда это собрался? — вдруг совсем другим тоном спросила мать. — Что это у тебя за команди‑ ров­ка такая? Небось опять в Красную Ниву, к этой пига­лице своей?

— Чем она тебе не нравится? Девчонка как девчон­ка, худая только, — усмехнулся Славик и пошел в избу.

— Ты смотри, доездишься. Милиция встренет, ма­шину заберет, тада узнаешь, — проговорила мать.

Славик долгое время не видел Лялю. Днем работал, а вечером уезжал в соседнее село к своей подруге, которую мать называла пигалицей, не нравилась она ей, воз­вращался оттуда под утро. Но от матери он слышал, что новая медичка всем ребятам головы вскружила, гуртом за ней ходят, а она ни с кем — всех отшила.

Однажды рано утром Славик, еще не совсем проснув­шись, сидел за столом, лениво жевал яичницу. Мать возле судника наливала ему молоко в кружку и сердито ворчала:

— Повадился до свету по деревням шастать. Спать уж совсем перестал. Уснешь за рулем, задавишь кого, аль под мост попадешь. Тада узнаешь… И было бы хоть из-за кого, а то так…

Славик не отвечал. Мать поставила на стол кружку, положила рядом батон и продолжала ворчать:

— Тут прямо под боком девка золото, и собой как принцесса, а хозяйственная какая… Шурка-то не нара­дуется на нее: корову встречает ей, воду таскает, пол­огорода картошки сама окучила, даже корову однаж­ды подоила, когда Шурка на работе задержалась. А ить городская! А комнату как содержит — любо глянуть. Иная на ее месте к венику не коснулась бы, хозяйка есть — подметет. А эта…

— Вот бы тебе сноху такую, — перебил Славик, усмехаясь про себя. Разговор о Ляле был ему почему-то приятен.

— А что ж, кто бы от такой снохи отказался? Шурка-та тужит, что сынов у нее нету… А ты нашел какую-то свиристелку, глянуть не на что.

— Да я уж ее неделю назад бросил.

— Так что ж ты, — сорвалось у матери с языка то, о чем она думала последние дни.

— Ты сама говорила, что ребята за ней гуртом ходят, а она всех отшила. А чем я лучше других?

— Эх, горе ты мое… Шурка говорила, что она о тебе все расспрашивает…

— Ой, так она обо мне и расспрашивала. Принц какой выискался, — делая недовольным свой тон, бросил Славик, допил молоко и вышел на крыльцо. Там он засмеялся непонятно почему и с удовольствием потянулся, разгоняя остатки сна. «Ничего, вечером посмотрим?» — подумалось ему.

Когда стемнело, Славик лихо подкатил к клубу на машине и резко тормознул возле входной двери. Девчата, тол­пившиеся у входа, с визгом шарахнулись в кори­дор.

— Эге, зайцы! Кого прокатить? — весело крикнул из кабины Славик, высунув голову в открытое окно двери.

— Лялечку прокати, она давно желает на машине покататься, — насмешливо крикнул Сашка, Славиков друг. Он тоже попытался в свое время приударить за Лялей, но безуспешно, и теперь к месту и не к месту от обиды подначивал ее.

Славик отыскал глазами Лялю среди девчат и сказал с усмешкой:

— Я Лялечку уже один раз так прокатил, что она, наверное, до сих пор не отдышалась.

— Ой! Полз, как черепаха! — ответила с ответной усмешкой Ляля.

— Что? Может, еще прокатить? Садись! — Славик распахнул дверцу.

Ляля без колебания села. Она уже освоилась в деревне и вела себя свободно, так же, как и местные девчата.

— Лялька, вылазь! Он как черт носится. Разо­бьет! — крикнула одна из ее новых подруг.

Но Славик уже отпустил муфту. Машина резко дернулась с места. Ляля откинулась назад. Когда они выехали из деревни, Славик спросил у девушки, как у старой знакомой, взглянув на нее с улыбкой:

— Ну как, привыкла у нас?

— Привыкла… — И, помолчав, добавила. —У вас тут хорошо. Речка тихая, светлая… Мне вообще нра­вится в деревне больше, чем в городе.

— Да, у нас хорошо. Только вот ребят маловато.

— Почему, у вас еще хватает.

— А что ж ты ни с кем не закрутила? Я слышал, желающих было много.

— Много, — засмеялась Ляля, — но все они какие-то неинтересные.

— Каких же это тебе интересных надо? — вдруг насмешливо спросил Славик. Замечание девушки кольнуло его остро, показалось, что она и его имеет в виду. — Интересные в Москве в институтах учатся. А у нас только трактористы, скотники да шоферы.

— Я не об этом, — ответила Ляля.

Она то ли обиделась, то ли задумалась. Притихла, больше разговор не клеился. И Славик повернул назад. Возле клуба он вновь резко затормозил, но Ляля не ткнулась в стекло, как тогда у магазина. Она крепко держалась за ручку. Славик вдруг снова включил скорость, проскочил мимо клуба, выехал на до­рогу.

— Ты извини меня. Может, я грубо. Я не понял тебя… сразу… — проговорил Славик.

— Ничего, я совсем не обиделась.

Лицо Ляли при смутном свете лампочки казалось небесным, неземным, удивительно красивым, хотелось быть бережным, нежным рядом с девушкой, рассказывать ей разные смешные истории, видеть ее смех, улыбку, но, как назло, обычно гибкий язык Славика вдруг стал деревянным, сухим, и все смешные истории, которые Славик мог в компаниях друзей рассказывать безпередыху, словно кто-то вычеркнул из его памяти.

Славик молча смотрел на выщербленную дорогу, освещенную ярким светом фар, старательно объезжал выбоины, чтобы Лялю не трясло на сиденье. Вернулись они, когда клуб был уже закрыт. Возле своего дома Славик прибавил скорость, крутнул руль вправо, в сторону Ляли, и вдавил педаль тормоза в пол. Машину занесло по влажной от росы траве. Ляля не удержалась и упала к Славику на плечо. Он бросил руль, крепко прижал Лялю к себе и поцеловал в губы. Нежность и сладость их поразили его. Девушка вырвалась из его рук, тяжело выдохнула: «Чумовой!» — и выскочила из кабины. И в этом выдохе, в этом слове Славик почувствовал не раздражение, не обиду, а восторг. Ему вдруг сразу стало легко, сразу всплыли в голове все те истории, которые он хотел рассказать Ляле, и он выпрыгнул из кабины вслед за девушкой и крикнул ей весело вслед:

— Ляля, ты на озере была вечером, видела, как бобры деревья валят, плотину строят?

Девушка приостановилась на пороге, помедлила, не отвечая.

— Хочешь посмотреть? — ласково спросил Славик.

— Они не боятся?

— Мы тихонечко…

Никаких бобров они, конечно, не увидели, спуг­нули, видно, задолго до берега. Славика прорвало. Он болтал без умолку. Ляля смеялась. И от ее смеха, от теплого вечера, от застывших деревьев на берегу озера под лунным светом, от тихой глади воды с утонувшими в ней звездами и луной, похожей на апельсиновую корку, восторг распирал его грудь, хотелось действо­вать, тратить энергию, делать что-нибудь безумное: схватить Лялю на руки, прыгнуть с ней с обрыва и взлететь на луну. И Славик говорил, говорил, заводился сильнее от смеха девушки.

…Вспоминая, Славик успокаивался, и нога слабее давила на акселератор. Да и ровный гул мотора, и од­нообразная лента дороги успокаивали его. Машина шла тише…

С того вечера они стали встречаться. Машина теперь, на радость матери, сиротливо стояла ночами возле дома под деревом. Правда, иногда Славик катал Лялю, но это случалось не часто. Чаще всего они гуляли по берегу реки среди таинственно молчавших ветел, свесивших к сонной воде свои тонкие гибкие ветви. Изредка из воды за комаром выпрыгивали пескари. Круги лениво расхо­дились, расширялись по воде от этого места, постепенно затухали и исчезали, не доходя до берега. Ничто не омрачало их встреч до самой свадьбы…

Впрочем, нет. Был один случай, неприятно пора‑ зивший Славика.

Однажды ему дали наряд привезти из Уварова зап- части к трактору. Ляля попросила взять ее с собой, проведать родителей. Славик с удовольствием согла­сился. Разве не приятно прокатиться рядом с любуш­кой? Там он подвез ее прямо к дому. Ляля предложила ему зайти к родителям, познакомиться. Пора. Дело шло к свадьбе. Славик не решился. Сказал, что на обратном пути заедет за Лялей и познакомится, а сей­час он просто психологически не готов. Сделав свои дела в городе, Славик подкатил к дому Лялиных роди­телей. Дом у них, нельзя сказать, чтобы был большой, но по всему, начиная от забора и кончая крышей, чувст­вовалось, что здесь постоянный и прочный до­статок. Славик знал, что отец Ляли работает инжене­ром на сахарном заводе.

Встретили его приветливо, дружелюбно, усадили за стол. Выпить Славик отказался. За рулем. Мать Ляли, тихая, неприметная женщина, понравилась Славику, а вот к отцу у него возникло чувство посложнее. Вроде приятный приветливый человек, вежливый, все делает с улыбочкой, но только вот почему-то с первого взгля­да поселилось в душе Славика недоверие к нему. Мо­жет, потому, что в улыбочке отца что-то льстивое чувствовалось, хитренькое. Слишком уж он внима­тельно присмат­ривался к Славику, будто поворачивал то одной стороной, то другой, ощупывал, как казалось Славику, заглядывал внутрь, что там. Но ведь внима­ние отца понятно: человек уяснить себе старается, ко­му он вверяет жизнь единственной дочери. Или же чувство это появилось после того, как во время раз­говора со Славиком отец Ляли, легонько почесывая щеку, такая у него привычка, обнаружил возле уха маленький прыщик, испуганно встрепенулся и потом долго прикладывал к щеке ватку, смоченную оде­колоном, стоя перед зеркалом. Вид у него был оза­боченный.

Перекусив, Славик с Лялей отправились обратно в Масловку. Перед отъездом Славик помог отцу Ляли погрузить в кузов два тяжелых картонных ящика. В Масловке он выгрузил их, отнес в сени к тете Шуре, пообещал вечером забежать, чтобы вместе идти в клуб, и покатил на тракторную базу выгружать запчасти.

Вернувшись домой, переоделся, наскоро по­ужинал и пошел к тете Шуре. Ляля была в гор­нице.

— Я сейчас! — крикнула она, услышав его голос.

Славик сел на лавку и стал смотреть, как тетя Шура перебирает вишни на суднике, готовясь закрывать бан­ки с компотом. На подоконнике лежало несколько новеньких пачек сахара. Хлопнула уличная дверь, про-шаркали шаги по доскам сеней, тихонько приоткры­лась дверь, и показалась бабка Дунька.

— Медичка твоя дома? — обратилась она к тете Шуре.

— Что, бабушка, прихворнула? — участливо спро­сила у нее Ляля, выходя из горницы.

— Нет, дочка, Бог пока милует… Ты, говорят, са­харку привезла. Подешевое чем в магазине продаешь… Мне бы килограммчика четыре. Дочка скоро приехать должна…

— А ты донесешь столько? — перебила ее Ляля.

— Донесу, донесу… Дочка, говорю, из Москвы ско­ро приехать должна. Варенья наварить надо, на го­стинцы внучатам, — говорила бабка, выходя в сени вслед за Лялей.

Славик видел, как Ляля вынула из картонного ящи­ка одну за другой четыре пачки сахара и помогла сложить их в сумку бабке Дуньке. Потом она прошуме­ла платьем мимо Славика, свертывая рубли, на ходу улыбнулась ему, бросив:

— Сейчас пойдем.

Славик был потрясен увиденным. Не дождавшись Лялю, он хлопнул дверью и ушел в клуб один. По дороге немного остыл, начал искать оправдание Ляли-ному поступку. Думал, может, у родителей сейчас туго с деньгами, вот они и решили сахаром торгануть, и Лялю к этому подключили. А она не посмела от­казать.

Когда Ляля появилась в клубе, такая милая, привет‑ ливая, Славик потянулся к ней, испытывая чувство нашкодившего щенка.

— Ты чо психанул-то? — спросила Ляля. Вголосе ее звучало искреннее непонимание.

— Ты всегда копаешься, копаешься… А мне нужно было быстрее попасть в клуб, — проворчал Славик, радуясь, что все так хорошо кончилось.

И больше до свадьбы никаких размолвок между ними не было. Ляля с первых дней жизни в Славико-вом доме нашла общий язык с его матерью. Та рада-радехонька была своей невестке, которая действи­тельно ока­залась хозяйственной, аккуратной, привет­ливой, уме­лой помощницей свекрови во всех делах. Больше всего нравилось матери, что Лялечка на работе не книжечки почитывала, как делала бы на ее месте другая (в медпункт обращались не часто), а вязала пуховые платки. Вязать она научилась еще у тети Шуры.

Славик тоже был счастлив. Ему нравилось по утрам подвозить ее к медпункту, нравилось, как она выбегала вечером ему навстречу, когда он подъезжал к избе, нравилось идти с ней под руку в кино. Но уже тогда не одни радости были в их супружеской жизни. Мелкая ссора произошла опять-таки из-за сахара в первый же месяц. Отец Ляли привез к ним мешок сахара, чтобы они по дешевке сбыли его в деревне. Славик нагрубил ему и отправил вместе с сахаром назад. Вот тогда-то они и поссорились.

— Ты что? Хочешь, чтобы нас в деревне спекулян­тами звали?! — кричал Славик.

Но эта ссора быстро забылась.

После женитьбы Славику пришлось отказаться от некоторых своих привычек. В один из зимних вечеров Ляля, как обычно, радостно встретила мужа.

— Получку принес? — спросила она, обнимаямужа.

— Принес.

Славик вынул деньги из внутреннего кармана пид­жака и протянул их Ляле.

— А что так мало? — спросила Ляля, быстро пере­считав деньги.

— Зимой у нас всегда заработка нет.

— Опять спрятал заначку? Спрятал, а? Ну при­знайся по-честному.

— Ничего я не прятал, — ответил Славик и стал боком пятиться от жены, снимать пиджак.

— А ну стой, стой! Покажи карманы!

— Ничего у меня нет, — Славик кинул пиджак на кровать и расставил руки. — Проверяй, проверяй.

Ляля сунула руку в один карман, потом в другой. Затем вдруг бросилась к кровати, смеясь и крича:

— Ага, обмануть захотел! Знаю я, куда ты пря­чешь!

Славик кинулся за ней, повалил ее на кровать, и они стали барахтаться, вырывая пиджак друг у друга. В это время в комнату с улицы вошла мать и засме­ялась:

— Вы что разбузыкались, а?

— Мама, он деньги с получки не все отдал! — закричала Ляля.

— Слава, отдай, на кой они тебе? Вы же в Москву собираетесь ехать, пригодятся там, а тут попусту толь­ко растрынькаешь.

Ляля воспользовалась тем, что Славик, слушая мать, не крепко держал пиджак, выхватила его и быст­ро выцарапала деньги из нагрудного кармана.

— Вот она! — весело закричала она.

— Ляля, отдай, — стал просить Славик. — Я ее на лото оставил. У Сашки всегда мужики собира­ются.

— И не думай. Книжку лучше почитай.

— Книжек-то у меня нет, сама знаешь. Был бы телевизор хороший…

— Ну вот, сам же говоришь, телевизор нужен хо­роший. А на него деньги нужны. А ты лото… Ну скажи, ты хоть раз выигрывал? Нет. Так нечего тебе там делать.

Вечером Славик валялся на диване и смотрел, как Ляля вяжет платок.

— Ты бы мне хоть Сережку родила, — сказал он. — Все бы веселее было.

— А ты пеленки стирать будешь? — усмехнулась Ляля.

— Буду.

— Это ты сейчас такой добрый… — начала Ляля, но в комнату вошла мать, и она замолчала.

— Ляля, будет тебе вязать. Ложились бы спать. Время-то уж позднее.

— Я хочу платок довязать к поездке в Москву. Три платка моих будет, — сказала Ляля и свернула вяза­ние.

…И только теперь, вспоминая, Славик понял, что именно в это время Ляля начала отдаляться от него…

Окончательно отношения друг к другу изменились у них после поездки в Москву, о которой оба они так мечтали. Правда, мечтали они о разном, как после понял Славик. Лялины мечты осуществились, а он так и не увидел Москвы. Все дни прошли в беготне по магазинам, в поисках модных тряпок, даже Красную площадь видели мельком, пробегая по ней к ГУМу. Вспоминалась потом эта поездка со жгучим стыдом, особенно те часы, которые провел он возле женских туалетов, ожидая Лялю, которая продавала платки, связанные ею и матерью. Вернулись они из Москвы чужими людьми.

В прошлом году, летом, разругались до того, что Ляля уходила к отцу. В тот летний день он ездил в Уварово и захватил с собой жену, которой хотелось повидать родителей. Выезжая из Масловки, Славик увидел на остановке нескольких женщин с ведрами. Они собрались ехать на базар продавать вишни и не смогли сесть в переполненный автобус. Славик остано­вил машину возле них и крикнул:

— А ну, бабоньки, забирайтесь в такси. У меня всем места хватит.

Тогда он еще работал на бортовой.

— Дай те Бог здоровья, — благодарили его жен­щины. — А мы уж загорюнились. Думали, пропадут вишни, завтра-то некогда везти.

В райцентре Славик подвез их прямо к базару и стал помогать выгружать ведра. Женщины, тяжело переваливаясь через борт, спускались вниз и протяги­вали деньги.

— Что вы, бабоньки, — отбивался Славик, — так вы больше проездите, чем наторгуете.

Он, довольный собой, весело вскочил в кабину и включил скорость. Отъехав немного, Славик повер­нулся к Ляле и увидел, что она расправляет мятые купюры.

— Ты что, у женщин взяла? — вскипел Славик.

— Да, взяла! Миллионер нашелся. Меня дядя Сте­па подвез недавно, так он сам деньги потребовал. А этому дураку дают — не берет…

— Ты что, на себе их везла? — Славик остановил машину. Он весь кипел. — А ну, вон отсюда! — вдруг заорал он.

Ляля злобно смотрела на него, но за злобой чувст­вовалась растерянность.

— Вылазь, кому говорю! Или выброшу!

— Хорошо! Я выйду, но ты еще попросишь, чтобы я вошла, — проговорила Ляля и выскочила из ка­бины.

Славик нажал на газ и полетел по улице. Через день мать уже пилила его.

— Ты чего не собираешься за женой ехать, а? Что молчишь? Я ить у тебя спрашиваю.

— Приедет, если нужен, — хмуро отвечал Славик.

— Она ведь, кажется, не сама ушла… — Мать гово­рила сначала спокойно, но вдруг разозлилась. — Жена ему не хороша! Такую жену поискать еще надо. Ты что, разве ослеп совсем — не видишь, как дом с ней рас­цвел? Чего только в нем нет, живи да радуйся!

— Счастья нет! Счастья! — заорал Славик.

— Какого же тебе счастья надо? Чтоб сегодня за Лялей съездил! Понятно тебе? А ну вставай, сейчас же вдвоем за ней поедем! Вставай, кому говорю!

Ляля вернулась. Но радость с этих пор редко загля­дывала в их дом. Славик раздражался из-за каждого пустяка, вспыхивала и Ляля. Мать всегда принимала сторону снохи. Славик стал частенько попивать. При­носил домой полполучки, а когда и меньше. Иногда пытался взять себя в руки, сдерживался, когда наплы­вала волна раздражения, но хватало его ненадолго. Перед сегодняшней стычкой было несколько дней пе­ремирия. Они даже, как прежде, под руку прошлись вечером в клуб.

Сегодня в обед Славик подкатил к своему дому на новеньком самосвале, который он получил перед убо­рочной. Ляля была дома. Она в саду полола грядки лука.

— Обед готов? — спросил Славик, подходя к крыльцу.

— Готов. Иди в избу, там мать на стол собирает. А ячменьку ты привез?

— Привез, — усмехнулся Славик и вошел в сени.

В окно он видел, как Ляля, вцепившись руками в выступ борта, стала на заднее колесо машины и за­глянула в кузов.

За столом сидели молча. Славик смотрел в тарел­ку и, казалось, был увлечен вылавливанием яич­ного белка из окрошки. Ляля искоса посматривала на него.

— Яички-то мы все кушать любим, только вот чем кур кормить — неизвестно, — не выдержала она наконец.

— Ты на что намекаешь? — поднял голову Сла­вик.

— Целыми днями зерно возит и не может ведра привезти. Дядя Степа вчера два мешка припер. А этот так, недотепа. Жрать только здоров!

— Ты что?! Едой меня попрекаешь?!

— Никто тебя не попрекает. Ешь, наедай шею!..

— Будя! Будя вам! Опять завелись, — стала успока­ивать мать.

Но Славика заело, закипело в груди, уже было трудно остановить.

— Свое ем! Свое! — заорал он.

— Где уж там свое, — не уступала Ляля. Но в про­тивоположность мужу, который кричал во все горло, она произносила слова спокойным насмеш­ливым то­ном. Этот тон больше всего выводил из себя Сла­вика. — Свое ты пропиваешь! Алкоголик несчаст­ный!

— Ах ты дрянь! — задохнулся Славик и вскочил, замахнулся на жену.

В руке была новая деревянная ложка. Мать попыталась его удержать.

— Ну, вдарь! Вдарь! Попробуй только! — подня­лась Ляля.

Славик трахнул ложкой о стол так, что она раз­летелась, и выскочил на крыльцо, резко хлопнул две­рью.

…Подъезжал он к Масловке уже не с такой бешеной скоростью. Больше не испытывал ни отча­яния, ни ярости, но тоска не покидала его. Славик пони­мал, что жить так больше нельзя, надо что-то пред­принимать, но как быть, как повернуть все к луч­шему, не знал и мучился.

Возле Масловки машина осторожно нырнула в кю­вет и повернула в деревню. Около своего дома Славик заглушил мотор, вылез из кабины и решительным шагом направился к крыльцу.

Возле соседней избы под деревом мирно вязали пуховые платки две молодые женщины.