Каждый вечер Наталья Сергеевна с сыном Антоном гуляют неспешно под руку по лесопосадке вдоль железной дороги. Обычный маршрут их тянется от дачи до железнодорожного вокзала, где несколько лет назад открылся вещевой и продуктовый рынок.
А по вечерам они играют в карты. В дурачка. Всегда вдвоем.
В последние годы они гостей разлюбили. Если кто из соседей заходил, встречали его любезно, ведь люди интеллигентные, но холодновато, в длинные разговоры не вступали. На вопросы отвечали односложно: «да-нет», сами о житье-бытье заглянувшего к ним не расспрашивали, и он быстро начинал чувствовать, что появлению его не рады, и раскланивался. Два-три таких визита, и сосед навсегда забывал дорогу к их даче.
А между собой во время игры в карты они охотно разговаривали о том, что видели по телевизору или прочитали, вспоминали изредка то время, когда дачу эту летом приходилось делить с семьей сестры. А у нее и муж, и трое детей. От них постоянное беспокойство, суета: шум, гам. Да и муж у сестры малохольный, сорока, как говаривала их деревенская бабушка. Это сейчас он постарел, присмирел, а тогда больше своих детей озоровал: большой хохотун, болтун. Правда, было это давно, очень давно. Уж лет пятнадцать, как годы летят, после смерти отца, когда эта дача досталась по наследству ей, а трехкомнатная квартира в Тамбове сестре, ни зять, ни племянники, которые давно выросли, имеют свои семьи, да-да, пятнадцать лет сюда не заглядывали. И слава Богу, покойней без них, без лишних проблем. Правда, тьфу-тьфу, в последнее время заботы обходят их дом стороной. Сын всегда рядом, пенсию не задерживают, да и подработать иногда удается. Разве много им надо для покойной жизни? Хлеб есть, молоко-колбаска всегда на столе, и пивко в доме не переводится.
Наталья Сергеевна, тасуя карты, она осталась в «дурачках», с тихой улыбкой смотрит, как сын, Антон, неторопливо наливает в тонкий стакан пиво из бутылки. Пиво пенится, нежно шипит.
Тихо в комнате, покойно. Свет от настольной лампы мягко освещает потемневшие от времени бревна стены, на которой в рамках висят фотографии. По ним можно прочитать всю историю их семьи. Особенно много фотографий Антона. Вот он у нее на руках, грудничек, а вот делает первые шаги, здесь с букетом цветов — это когда он в первый класс пошел, а тут уже с усиками, десятиклассник. Тогда он помнится, в первый раз влюбился в ПТУшницу какую-то, и сразу жениться на ней вздумал. Хорошо, что воспитала она его умело: спокойным, рассудительным, добрым, честным, научила делиться с ней всеми своими сомнениями, заботами, тревогами. И в тот раз он, стесняясь, краснея, рассказал о своей первой ночи с женщиной, с этой ПТУшницей, как он опозорился сначала, а потом у него все получилось. Слава Богу, к тому времени она уже была опытным педагогом, кандидатом педагогических наук, нашла слова, интонацию, чтобы ободрить сына, сумела тонко, — деликатно, нежно разъяснить ему, что ничего особого с ним не произошло, что в первый раз так бывает со всеми. Все хорошо, все очень хорошо! И не надо жениться, никто в таких случаях не бежит в загс.
— А как же, мама, ты говорила, что мы всегда в ответе за тех, кого приручили! — возразил ей Антон с сомнением в голосе.
— Верно, верно я говорила. И опять повторю: мы все в ответе за того, кого приручили. Но у тебя не тот случай! Разве ты ее приручил? Если все было так, как ты мне рассказал…
— Так, так, — закивал он.
— Ну вот, в таком случае скорее она тебя приручила, чем ты ее. Ты у нее не был первым и, конечно, не станешь последним, даже если на ней женишься. Она хороший человек, я верю, верю тебе, просто у нее характер такой. Она не виновата в этом, родилась такой. Ты у нее не первый и не последний, и с этим ничего сделать нельзя. Возможно, сейчас, когда мы с тобой разговариваем, она с кем-нибудь другим тоже самое делает…
— Мама, мамочка! — схватился Антон за голову. — Что ты говоришь? Это неправда, неправда! Скажи, что неправда!
— Сыночек, — нежно заворковала она, прижимая голову Антона к своей груди. — Какой же ты еще наивный ребенок, добрый, романтичный. И это хорошо, хорошо. Циником еще успеешь стать. Оставайся таким подольше.
Антон молчал некоторое время, дышал ей в грудь, потом спросил нерешительно:
— Ты считаешь… я должен ее бросить?
Она поняла, что, если сейчас потребует от него бросить беспутную девчонку, он будет еще сильнее тянуться к той, а доверие сына растает навсегда, и сказала нежно:
— Почему ты должен ее бросать? Пока тянет к ней, не бросай. Со временем и умом и сердцем сам разберешься.
— Мамочка, какая же ты у меня замечательная! — воскликнул он. — Вот бы мне жену такую!
— Не суетись, ищи! — засмеялась она, отстраняя руками его голову от своей груди. И поцеловала в лоб.
Следующие дни, когда он возвращался домой поздновато, она заговорщически улыбалась ему, спрашивала:
— Все в порядке?
— О,кей, мамочка, о,кей! — сиял он.
А через месяц, а может быть, и два, теперь не помнится, пришел домой хмурым, вялым. В тот вечер она была особенно предупредительна с сыном, нежна, деликатна, и он не выдержал, воскликнул горько, со слезами и ткнулся ей в плечо по-детски:
— Как же ты, мама, была права!
— В чем? — сделала она вид, что не понимает, что он имеет в виду, поглаживая поощрительно его по спине.
— А с той девчонкой… Сучка она!
— Что ты!? — стукнула она легонько кулаком по спине. — Не смей говорить так. Она не виновата, что родилась такой…
— Мама, неужели они теперь все такие! — горько выдохнул он.
— Не думай так. Я же, ты видишь, не такая. И девчонку не осуждай. Нет ее вины, что именно ты на ее пути встретился, такой неопытный, романтичный. Ей нужен иной, такой, как она. Дай Бог встретить ей такого, и она будет счастлива. Не осуждай ее, она не виновата! — снова повторила она, радуясь, что эта любовная история сына завершилась.
Погрустил тогда Антон неделю и забылся, оживился, стал прежним. Лет пять потом не заговаривал о женитьбе. Только после университета однажды сказал с застенчивой улыбкой:
— Мам, я тебя хочу познакомить с моей девушкой!
О-о, как резко резанули по сердцу его слова! Словно получила неожиданную весть о потере дорогого человека. Как хорошо, что она не показала вида, какое впечатление произвели на нее слова, смогла улыбнуться, ответить быстро:
— Конечно, конечно! Только предупреди заранее, когда придете, чтоб я подготовилась!.. Кто она? Откуда?
Антон рассказал, что Раечка, так звали девушку, университет заканчивает. Отец у нее большой начальник в строительстве. Сейчас в Индии завод какой-то строит. Квартира у них большая, и если они поженятся, то, видно, будут жить у ее родителей, которые из-за границы не вылезают.
Ночь Наталья Сергеевна не спала, плакала. Неужто у нее отбирают единственного, родного человека? Неужели она обречена на одиночество? Как несправедлива жизнь! Она растила, лелеяла сына, а тут явилась свиристелка и хочет навсегда отнять самое дорогое, что у нее есть, чем она жила? Как жить дальше?
К встрече она подготовилась хорошо, отлично провела ее. Вечер втроем прошел весело, с шутками, со смехом. Раечка оказалась веселой озорной девчонкой, хохотушкой с блестящими глазами, такие парням всегда нравятся. Наталья Сергеевна подливала и подливала Раечке винца, нежно уговаривала еще немножко выпить, целовала в щеку. Девчонка раскрепостилась, вела себя как на празднике среди хороших давних друзей. К концу вечера ноги ее в туфлях на модных тогда шпильках подламываться стали. Когда прощались в тесном коридоре квартиры, Раечка почти висела на Антоне.
Вернулся от девушки сын быстро, Наталья Сергеевна посуду вымыть не успела, влетел на кухню возбужденный, счастливый, кинулся к матери, восторженно обнял:
— Мамочка, ты ей так понравилась, так понравилась! Говорит, как будто всю жизнь тебя знала. Прямо, как подружка! А как она тебе, а? Правда, замечательная девчонка?
— Хорошая она девчонка, замечательная, чудная! — засмеялась Наталья Сергеевна, отставляя в сторону мокрые руки, чтоб не испачкать новую сорочку сына.
— Как я рад, как рад, что она тебе понравилась! — воскликнул Антон. — Месяца через полтора возвращается ее отец из Индии и можно играть свадьбу. Да, да?
— Конечно, можно… можно попробовать. Не получится, разведетесь. По нынешним временам — пустяк. Это раньше проблема была!
— Мам, ты что? Она же чудная девчонка! Ты сама видела, — удивленно отстранился от матери Антон.
— Чудная, конечно, чудная! — снова горячо подтвердила мать и засмеялась, делая радостный вид: — Ты сегодня такой счастливый! Не надо сегодня об этом. Хочешь жениться, я не против. Разводы сейчас не так страшны. Зато, может, месяца два счастлив будешь. Это уже неплохо, лишь бы потом запомнились не страдания, а радости…
— Мама, ну почему мы должны будем разводиться? — Антон опустился на стул. — Почему два месяца счастья? Мы всю жизнь будем счастливы!
Наталья Сергеевна снова нежно засмеялась и потрепала рукой сына по волосам:
— Все так думают перед свадьбой, только потом почему-то больше половины разводятся. Давай об этом поговорим завтра, сейчас отдыхать надо.
— Нет-нет, мама, говори сейчас, чем она тебе не понравилась? Почему ты считаешь, что мы разведемся?
— Всем она мне понравилась! Хорошая девчонка, я тебе это искренне говорю…
— Мам, я тебя перестал понимать… Если Раечка хорошая, почему мы разведемся?
— Антоша, отец твой замечательный человек. Ты это теперь знаешь, познакомился. А мы с ним год только прожили, год… Два хороших человека год только друг друга выдержали.
— Почему, почему, почему так?
— Эгоист он, твой отец, себялюбец…
— Ты считаешь, Раечка эгоистка, да?
— За один вечер, да еще за столом узнать эгоист-не эгоист человек, сложно. Дело в другом, дело в характере… Ты взрослый, опытный человек, мужчина, поймешь… Я буду говорить откровенно… Раечка хорошая, замечательная, легкая, не нравиться мужчинам она не может. Но, сынок, — вздохнула мать, — таких хорошо иметь любовницами, а не женами. Вот сейчас, например, Раечка меня впервые видела… я как бы свекровь ее будущая… Знакомиться пришла… Раскрепостилась она быстро, это хорошо… легкая по характеру. Но какая она пошла отсюда: голова по кругу, ноги не держат…
— Мама, ты же ей сама все время подливала! — воскликнул Антон.
— Дело хозяйки подливать, а гостю меру свою знать. Но я не это имею в виду, не об этом говорю. После свадьбы ты, ведь, не будешь все время ее с собой в кармане носить, случиться так, а это неизбежно, она будет как-нибудь вечером без тебя в своей компании, со своими друзьями. К концу вечеринки будет в таком вот состоянии, голова в растопырку, веселынь, ничего не соображает, нет преград, все отлично… Как думаешь, не найдется ли друг, который ее ненароком в постель уложит. Ты лучше меня молодежь современную знаешь… подумай, представь. Конечно, если тебе рога на твоей голове мешать не будут, то можно на это наплевать… Но я-то тебя знаю, ты слишком ранимый, гордый. Страдать будешь от насмешливых взглядов, мучиться, прощать ее на первых порах, а исход все равно неизбежен… развод… Ты говоришь, отец ее через полтора месяца возвращается, время есть, приглядись, подумай над моими словами… А ей непременно передай, она мне очень понравилась Хорошая девочка, я это искренне говорю…
Антон выслушал ее молча, не перебивая. Ушел в свою комнату насупленный, угрюмый.
Больше о Раечке с ней не разговаривал, и о свадьбе тоже речи не было ни через месяц, ни через два. Потом у него появилась другая подружка. Только года через два Антон признался, что Раечка, действительно, оказалась слишком легкой, легкомысленной. Хотя легко было с ней, веселая девочка. Тогда же Антон, смеясь, поцеловал мать, восторженно говоря:
— Какая же ты у меня, мам, проницательная! За два часа человека прочитала! А я год с ней дружил, и понять не мог.
Когда Антону перевалило за тридцать, Наталья Сергеевна сама заговорила с сыном о женитьбе, спросила, не пора ли остановиться, выбрать себе пару.
Он ответил полушутя, полусерьезно: не встречаются что-то самостоятельные, такие, как она. Попадаются какие-то беспутные, развинченные. Мол, он потерпит еще, может быть, его половина еще в школе учится.
Потом перестройка началась, реформы. НИИ, в котором работал сын, перестал зарплату платить своим сотрудникам. Антон попивать стал частенько. Понравилось ему это дело. А когда его сократили на работе, ушел в запой. Не раз Наталья Сергеевна притаскивала Антона на себе домой. Грязного, вонючего. Отмывала, отпаивала травами. Пришлось лечить. Слава Богу, Антон оказался податливым к лечению. Год спиртного в рот не брал. И теперь третий год только пивком балуется. За те годы, что пил, Антон поседел, похудел, почернел лицом, морщины глубокие появились у него на лбу, мешки под глазами, и выглядит он теперь старше своих лет.
Каждый вечер Наталья Сергеевна с Антоном гуляют неспешно под руку по лесопосадке вдоль железной дороги. Обычный маршрут их тянется от дачи до железнодорожного вокзала, где несколько лет назад открылся вещевой и продуктовый рынок. Десятки палаток выстроились в три ряда на площади, а пивной ларек, как работал в советские времена, так и работает по сей день. Антон первым делом оглядывает народ возле пивного ларька. Если видит старых знакомых, то грустнеет, не хочется ему отвечать на их вопросы, как он живет, чем занимается, и вместе с матерью идет к палаткам, где продают продукты. Покупают они всегда понемногу, потому что знают, что завтра снова будут здесь.
Сегодня у пивного ларька старых знакомых не было, и Антон с удовольствием выпил пару кружек свежего пива, не спешно поговорил о политике с мужиком из недавних знакомых. В конце разговора собеседник Антона сказал, указывая в сторону палаток:
— Жена твоя отоварилась, ждет. — И добавил со вздохом. — Хорошая у тебя баба, моя бы меня к ларьку не подпустила.
Антон почему-то не признался, что Наталья Сергеевна не жена ему, а мать, почему-то приятно кольнуло сердце от слов нового знакомого, и он буркнул солидным тоном:
— Не жалуюсь.
И направился к матери, вытирая усы платком.
Надо же такому случиться, что всего минуты три назад, почти точно такие слова в молочной палатке сказала Наталье Сергеевне продавщица:
— Не понимаю, как вы спокойно своего мужа отпускаете в пивнушку. Я бы своему так врезала, он бы дорогу туда забыл.
— Он у меня хороший, — улыбнулась Наталья Сергеевна на такие приятные ей слова. — Пусть выпьет. Маленькие радости у мужика должны быть.
По дороге домой Наталье Сергеевне было особенно радостно держать под руку сына, а ему чувствовать на руке теплые мягкие пальцы матери. Оба они с улыбкой думали о том, что их приняли за супружескую пару, и думать об этом было приятно. Потому-то сегодняшний обычный вечер, за обычной игрой в карты казался им особенным, каким-то душевным, сердечным, теплым.
Они были счастливы.