Руслана Ляшева. Менталитет: простота или новое упрощение?

Руслана Ляшева. Менталитет: простота или новое упрощение?

В литературе, философии и вообще в культуре не стихают споры о менталитете. Либералы-рыночники пеняют за неудачи на народ и предлагают поменять его менталитет на более подходящий, экономист Валерий Андреев отбивает эти нападки («Советская Россия», 2002, N 18). «Мировоззренческий сдвиг» уже произошёл, печалуется критик Николай Переяслов и ссылается на «Русскую трагедию» Петра Алёшкина, потому, дескать, и русскую, что «сменилась ментальность» («ЛГ», 2002, N 7). Позвольте, господа-товарищи, втянул в круг полемистов писатель Владимир Марфин морячку Катьку как живое доказательство исконно русского менталитета (журнал «Наша улица», 2001, N 12). Вокруг тусовки повели хоровод певуньи Владимира Карпова; по-якутски танец называется осоухай: единение душ (журнал «Мир Севера», 2001, N 4). Полемика разгорается. Одних устраивает народная ушанка, другие норовят заменить её модным убором. Толкотня невообразимая: по Сеньке ли новая шапка? Надо разобраться в разноголосице.

 

Треугольник с неравными углами

Как-то в феврале я слушала на радио России «Встречу с песней». Волгоградский студент в письме хвалил передачу за душевность, противопоставлял её массовому китчу в искусстве. Ведущий принялся наставлять адресата, зачем, мол, студенту массовое искусство? Оно, дескать, не для культурного человека. Виктор Татарский, пожалуй, первым откровенно высказал то, что как бы разлито в воздухе и многими давно подразумевается, хотя не выражается вслух. Действительно, в культуре идёт разделение на элитарность и примитив. Похоже, ситуация достигла точки кипения, коли выплеснулась в формулировку.

 

На протяжении столетий одна культура обслуживала верхние слои, другая обреталась в народной толще. Правда, тогда «массовое» искусство было иным, оно органично вырастало из «почвы» и соединяло фольклор, христианство с незамысловатыми бытовыми сюжетами. Не удивительно, что в жанре песни, например, рождались шедевры, не превзойдённые композиторами по сей день. Нынешнее коммерческое искусство — мертворождённое дитя, попса на день. Дмитрий Бавильский считает изобретателем арт-брюта («грубое искусство» — одна из новинок) Жана Дюбюффе («Независимая газета», 2001, N 242). На самом деле таким умельцам несть числа. На их удочку ловится молодёжь, не случайно ведь диалог у В.Татарского завязался именно со студентом.

 

Изящная словесность, в отличие от кино-видео-ТВ, не только претерпевает изменения, вызванные перетряской общества, но ещё и исследует, кто и как «перетряхивается» при формировании новой иерархии. В этом смысле показательны повести «Русская трагедия» Петра Алёшкина («Октябрь», 2001, N 9) и «Осоухай» Владимира Карпова («Мир Севера», 2001, N 4).

 

Бытует справедливое мнение, что жизнь человека пульсирует в треугольнике: работа, семья, дом. То один «угол» становится опорным, например, работа, то другой — семья и родственники, то третий — дом и соседи. У героя повести «Русская трагедия» зашатались все три опоры. Издатель и писатель Дмитрий Анохин переживает душевную драму, от него ушла жена к другому и «увела» бизнес (издательство), лишив бывшего супруга работы, семьи и дома, из которого ему пришлось уйти. Мало того, «изменница» оказалась сотрудницей КГБ, осуществлявшей «надзор» за мужем. Анохин на грани самоубийства, лишь трезвая мысль, что с этим никогда не опоздаешь, удерживает его на краю пропасти. Неудачник решил поехать в Америку, развеяться, пережить там остроту кризиса. Компанию ему составила девушка, откликнувшаяся на приглашение через газету. Однако новые впечатления (американские города и побережье океана) и любовные взаимоотношения со студенткой Светой не принесли Анохину умиротворения, наоборот, насыпали соли на душевные раны и довели драму до трагедии. Случайно выяснилось, что юная возлюбленная — родная дочь от первого брака; к прежним напастям добавился грех кровосмешения. Последняя капля переполнила чашу терпения, Анохин вывернул руль машины и вместе со спутницей полетел на дно глубокого каньона.

 

Н.Переяслов прав, назвав причиной трагедии Анохина смену ментальности: привычные ценности оказались фальшивыми. Однако критик не расставил точки над «i». Возможно, здесь просчёт автора, который спихнул на читателя труд найти нравственные акценты в закрученном сюжете. Менталитет изменился не у главного персонажа повести, а у «новых русских», к социальному слою которых принадлежит Анохин. Конфликт героя со своей средой — традиция русской классики. Раньше в школьных программах был даже термин «лишние люди» о литературных героях XIX века, на рубеже XIX и ХХ веков к ним присоединились персонажи Максима Горького, вроде Фомы Гордеева и Клима Самгина. Прозаик П.Алёшкин пристегнул к ним своего героя и таким образом засвидетельствовал смену менталитета не у народа, а у новой социальной прослойки. И всё же писатель зацепил только краешек трагедии, пройдя по периферии проблемы. Полнее о ней высказался философ Александр Панарин в статье «Момент истины» («Литературная газета», 2002, N 7). Смена менталитета у верхних слоёв страны началась с перерождения номенклатуры в олигархов и захвата государственной собственности в частное владение. Прежний принцип демократического единства нации, по мнению философа, нувориши заменили «категориями нового социального реализма — демократии для избранных и собственности для немногих».

 

 

Руслана Ляшева, Литературная Россия, №13, 29.03.2002 

23.04.2016 22:16

Комментарии

Нет комментариев. Ваш будет первым!