Валерий Куклин. Откровения об «Откровении…»

«Будь Гражданин! Служа Искусству,

Для блага ближнего живи,

Свой Гений подчиняя чувству

Всеобнимающей Любви!»

Н. Некрасов «Поэт и Гражданин»

Критики редко перечитывают книги, на которые уже написали рецензии. А этот роман, на который я уже написал две рецензии, я вдруг ни с того, ни с сего перечитал в четвертый раз. Просто так перечитал, по позыву души. И решил еще раз письменно поразмышлять о прочитанном. Сразу признаюсь, такого рода поступки мне несвойственны по причине высокого самомнения и уверенности, что я сразу все понимаю, возвращаться к продуманному мне ни к чему. Исключения обычно составляли Сервантес, Л. Толстой, Шекспир и  Д. Самойлов. А тут вдруг столь высокой чести оказался достоин мой современник Петр Алешкин. В чем же загадка его романа «Откровение Егора Анохина»? Что заставляет меня вот уже несколько лет продряд возвращаться к его книге вновь и вновь?

Главный ответ прост: я всему прочитанному в этой книге ВЕРЮ. Как истории любви Аксиньи и Григория в «Тихом Доне». Как рассказу «После дуэли» Л. Толстого. Как Шуту при короле Лире.

При  четвертом прочтении «Откровения Егора Анохина» я понял, что я не только верю автору, но и ДОВЕРЯЮ его оценкам персонажей. Достоевскому в большей части его книг я не доверяю. В тех же «Братьях Карамазовых» слишком много математики и прагматизма авторского, конструктивизма, развитие действия искусственно затормаживается для высказывания посторонних мыслей — всегда у Достоевского хаотичных, типичных для людей с больной психикой — и этим-то и объясняется тот факт, что роман так и не был дописан. «Откровение…» П. Алешкина, имеющие в основе своей ту же самую философскую задачу объяснения права на убийство одним человеком другого является произведением более цельным, более ёмким и содержательным, да еще и не выдуманным, как это было у Достоевского, а вполне реальным происшествием, случившемся в момент крушения СССР, а потому весьма символическим:

«В субботу 7 января 1989 года, на рождество Христово, Егор Игнатьевич Анохин, восьмидесятивосьмилетний старик, зарезал столовым ножом своего односельчанина Михаила Трофимовича Чиркунова, еще более древнего старика».

По мере чтения романа создается впечатление, что это не какие-то там никому не веданные старички повздорили в деревеньке Масловка Тамбовской области, а это Ельцин зарезал Ленина, и при этом каждый из них по-своему прав, и мира между ними нет и быть не может, что в споре двух позиций и двух взаимоисключающих идей побеждает не тот, кто более прав, а тот, кто решает нанести смертельный удар своему противнику первым. П. Алешкин в своем романе идет дальше Ф. Достоевского — он не хитрит в детектив, чтобы привлечь читателя загадкой, а сразу же, с первых слов романа называет имя убийцы своего «старшего Карамазова». «… один старик ткнул столовым ножом другого в шею. Рана пустячная. Но в деревне ни медпункта, ни медсестры. Перевязали кое-как платком, и пока везли двенадцать километров в ближайшую больницу, Михаил Трофимович Чиркунов захлебенулся кровью».

 Вот так вот… просто, без словесных выкрутасов и без выдуманных, холодящих душу подробностей, присущих новорусским горе-литераторам, начинает П. Алешкин свое полное поистине шекспировских страстей повествование о том, как два мальца в далекие предреволюционные годы влюбились в одну и ту же девчонку Настю из своего села, как боролись они за нее всю жизнь, как переходила она из рук в руки, выбирая вовсе не самого сильного, а самого нуждающегося в ней мужчину, как пришли они к примирению на склоне жизни такому, что все трое собрались на день рождения Анастасии Александровны, где один соперник в любви убил другого, а следователю свой поступок объяснил так:

- Давно убить надо… Духу не хватало…

В этой незамысловатой фразе заключен сокровенный смысл зловещего действа, что пытался донести до читателя 19 века Ф. Достоевский в романе «Преступление и наказание», но не сумел, запутался в душевных терзаниях Расколькникова и (по собственному признанию классика) сам перестал верить, что теоретик убийства ростовщицы способен совершить это преступление на практике.

В отличие от Раскольникова, Анохин хотел — не мог, — но совершил то, что считал нужным сделать всю свою жизнь. И факт этот делает масловскую трагедию завершенной именно этим поступком и именно этой смертью. То, что Анохин сам вскоре скончается в тамбовском каземате, уже не имеет никакого значения для нас. Все роли сыграны, все песни спеты, свет в зале выключен, публика разошлась. Лишь одинокий критик сидит на галерке, смотрит на пустую сцену и в сознании своем воскрешает только что проживших перед его глазами героев, пытаясь ответить на два вопроса:

— Почему, если в основе романе лежит убийство, это — не традиционный для подобной темы детектив?

— Если смерть является единственной альтернативой противостояния двух героев романа, то является ли это произведение типичной трагедией согласно типологиии Аристотеля?

Ответ формируется сам собой — и он один на оба вопроса сразу: ПРАВДА жизни и форма ее подачи в литературном произведении не нуждается в предлагаемых ей внешними силами рамках и условностях. Так Сервантес написал своего Дон-Кихота в нарушении всех формальных требований издателей и публики к рыцарскому роману, а П. Алешкин поведал нам историю любви трех человек, прошедшую сквозь все мыслимые горнила 20 века от Гражданской войны с массовыми убийствами тамбовских крестьян,  сквозь коллективизацию, Великую Отечественную войну, ВЧК-ОГПУ, лагеря и работу в колхозах, доведя ее до перестройки, уничтожившей православную по своей ментальности, бывшую центром антоновского восстания Масловку окончательно, а вместе с ней — и людей, живших в селе, и перекорежив души их настолько, что один из главных персонажей стал душегубом — и… не пожалел об этом:

- Давно убить надо… Духу не хватало…

Не знаю, заметил ли сам автор «Откровения…», написавший еще шесть книг о масловских крестьянах, выдавленных историей в Москву, Тамбов и США, но мне показалось, что со смертью именно стариков Егора Игнатьевича Анохина и Михаила Трофимовича Чиркунова прервалась жизнь и самого села, и страны.

Раз уж пошла тема сравнения современного русского писателя со знаменитостями мирового уровня, то на ум приходит американский классик У. Фолкнер, которому — в отличие от П. Алешкина — пришлось выдумать целый штат, округ и города с селами, чтобы населить их типичными американцами — и уже на анализе действий этих оживших марионеток внутри своей модели проанализировать жизнь и быт своей страны, оценить истинную ментальность своих современников. Петром Алешкиным была поставлена более сложная задача — и с успехом выполненная: рассказать читателю о настоящих, ЖИВЫХ людях и о тех жизненных перипетиях, с которыми его земляки и современники столкнулись в 20 веке В РЕАЛЬНОСТИ. Хроника жизни Масловки и ее жителей превратилась в огромный, живущий самостоятельно, вне ныне складывающегося по всему миру абсолютно ложной литературной русскоязычной традиции.

Живя много лет на чужбине, видя в качестве современных русскоязычных, но по менталитету антирусских книг Татьян Толстых, Викторов Пелевиных и Сорокиных, высасывающих из пальца порочные сюжеты, в переводах оплаченных всякого рода мафиями — книг, которые не покупает ни один иностранец, начинаешь понимать, почему повсеместно на Западе считают, что русской литературы в принципе уже нет и не будет никогда — новорусский денежный мешок закрыл настоящим писателям «окно в Европу» наглухо. «Новые русские» воротят носы от дегтя, солярки и навоза, от волнующих нацию проблем ЖКХ и малолетней преступности и вообще от всего, что требует отзыва души и волнений, вынуждает читателя спешить к униженным и обездоленным с помощью.

Гражданская позиция русских писателей «новым русским» не нужна, им нужен карнавал ряженых развлекателей. Потому столь мощную, богатую событиями, колоритными персонажами и чрезвычайно фактурную книгу, как «Откровение Егора Анохина» до сих пор не экранизировали в России, не ввели книгу в школьные и вузовские программы. Последним из настоящих русских писателей был удостоен такой чести Валентин Распутин, произведения которого, кстати, включены в список обязательных для чтения школьниками в Германии, США, Канаде и ряде других государств. Его младший современник, ничем не уступающий Распутину по таланту и по уровню осознания общественно значимых событий, происходивших и происходящих в России, П. Алешкин старательно замалчивается. Кроме разве что Германии, где изредка печатают в эмигрантской прессе статьи о нем, как об издателе, первым опубликовавшем полное собрание Сергея Есенина, «Пирамиду» Л. Леонова и осуществившем еще несколько общественно значительных проектов.

Создается впечатление, что в России давно уже никому нет дела до исчезновения Масловки, как не было дела их отцам и дедам, пропившим вместе с Ельциным под звуки бравурных песен о своей национальной исключительности и СССР, и уважение к своим предкам. Сюжет краха страны (на примере гибели Матеры) В. Распутина продлился в серии романов П. Алешкина «Русская трагедия».

Один старик убил другого… Почти тотчас умер и сам… А кто выиграл от этих смертей? Ответ в продолжениях романа «Откровения Егора Анохина» — тот, кто земли Масловки и ее окрестностей прибрал к своим рукам. Но это уже другие истории, о них как-нибудь поговорим потом.

Важно понять: какое мне — гражданину другой страны — дело до тех откровений, которые волнуют русского писателя П. Алешкина? Не все ли мне равно, какой блевотиной потчуют русский народ засевшие в издательствах российских, на телевидении и в министерствах прохвосты, казнокрады и владельцы счетов в зарубежных банках? В конце концов, есть великая русская литература 19-20 веков, в писателях настоящих новая русская публика, судя по всему, не нуждается. Бывшая читающая публика засела за компьютерные игры и пялится в порносайты, словно и впрямь надеется увидеть там что-то новое и для себя полезное. Мир дал такую трещину, что таких женщин, как предмет раздора Егора Анохина и Михаила Чиркунова Анастасия, моему сыну в России уже не найти, я искренне надеюсь, что это ему удастся отыскать настоящую русскую женщину в Германии.

Великим мастером мелодраматических сожетов П. Алешкиным лишенная профессиональных и честных сценариев российская киноиндустрия не интересуется. Пошлые и оторванные от своего народа А. Битов и Н. Михалков награждают сами себя за счет государства всякого рода наградами. Столующиеся вокруг них словоблуды «пилят гранты». Литературная критика стала насквозь заказной, то есть коррумпированной, а потому не достойной доверия. Что тут поделаешь?

Ан, можно делать. Надо делать. Надо продолжать традицию литературного процесса на Руси: писать об униженных и оскорбленных, писать честно. Времена, люди, нравы, принципы и так называемые общечеловеческие ценности, как мы видели в последние 25 лет, меняются. Правда остается. Потому надо писать, как П. Алешкин, ПРАВДУ. Это и есть суть истинного литературного процесса, который в иные годы — как «в период застоя» — бывает многоводным, а иногда — как сейчас — сокращается до нескольких имен.

В заключении хочется сказать об одном очень редком в современной русской литературе качестве прозы П. Алешкина вообще и книги «Откровение Егора Анохина» в частности. Так тонко чувствовать типично русскую природу и описывать ее, как делает это П. Алешкин, могли разве что И. Тургенев, И. Бунин и М. Шолохов в истории русской литературы. Он умеет через описание сиюминутного состояния погоды создать атмосферу, которое настраивает нас на восприятие диалогов и происходящих событий именно таким образом, как это надо автору. Произвольный пример:

«Черный от сырости клён безжизненно и тоскливо раскинул под окном голые ветки. Снег грязный, клочковатый. На тротуаре и дороге наледи. Выбоины заполнены талой водой, машины едут медленно, раскачиваются, подпрыгивают, расплескивают лужи. Небо сплошь затянуто серой мглой. Сыро, пасмурно. Недосекин хмурится..»

Недосекин — это следователь (и — читатель!). Ему, глядя на этот пейзаж, следует решить: что делать с престарелым убийцей? Для него, как и для читателя, теперь важно знать: что заставило Анохина-Ельцина убить Ленина-Чиркунова, и так ли уж безвинна Анастасия, олицетворяющая весь русский народ, такой же вялый и безразличный к своей судьбе, безответственный и во все времена несчастный?

Берлин. 6.02.2013